Русская эмиграция ЭстонииНина Павловна Рудникова1890-1940 Нина Павловна Рудникова (по первому мужу Елачич, по второму Икскуль) – русская поэтесса, теоретик и практик оккультизма, разведчица. НПР родилась в Петербурге, закончила Бестужевские высшие женские курсы, получила диплом врача, рано увлеклась оккультизмом и, в частности, темой египетского герметизма. У своего учителя эзотерика Г.О Мёбиуса она познакомилась с Г.А.Елачичем и вышла за него замуж. Тогда же она почувствовала вкус к поэзии и вошла в петербургский Цех Поэтов Николая Гумилева. В 1918 голод и нужда заставляют Елачичей покинуть Петербург, в 1919 они вместе с отступающей Северо-Западной армией перебираются в Эстонию. НПР устраивается в редакцию “Свободы России”, где вскоре происходят ее первые контакты с белой разведкой. В 1921 она разводится с Елачичем и выходит замуж за барона А.В.Икскуля. Она много работает, накапливая оккультные знания, начинает писать и становится известной своими эзотерическими статьями. Выходит ее капитатальное произведение “Учение минорных Арканов”, за которым следуют сборники стихов. В 1932 по заданию РОВС (Русского Общевоинского Союза) она позволяет советской разведке завербовать себя и некоторое время с успехом ее дезинформирует. В 1937 году она основывает духовное Общество "Солнечный Путь" В 1939 Икскули перебираются в Германию. 15 июля 1940 в Кенигсберге эта необыкновенная женщина умирает от рака. К сожалению большая часть ее рукописного наследия пропала в годы 2-ой Мировой. Тоскуем Гирлянды фонарей уходят молча в даль, Больные сумерки улыбкой светят сонно… И стелется печаль по небу утомленно, И стелется печаль… Осенним золотом окован Летний сад. Вкруг поля Марсова за легкою оградой Деревья тихо спят: им ничего не надо… Деревья тихо спят… На Невском под дождем не умолкает шум… В туманах наверху горят огни Омеги. Исакий полон дум в своей суровой неге, Исакий полон дум… Нева свинцовая скучает в тихий час В гранитных берегах… И тенью одинокой Проходит мимо нас в мглу Незнакомка Блока Проходит мимо нас… Так вспоминаем мы тоскующей душой И пьем, о Петербург, твое очарованье… Взращенные тобой – томимся мы в изгнании, Взращенные тобой… - - - Юрий Павлович Иваск 1907-1986 Руссский поэт, эссеист, ученый-литературовед. Родился 14 сентября в Москве, отец, эстонско0немецкого происхождения, родом из Вильянди, мать русская, москвичка, из старинной купеческой фамилии. Прекрасное домашнее образование, ранняя страсть к словотворчеству. В 1920 сеемья оптировалась в Эстонии, Юрий поступил в Тартускую Русскую гимназию, затем учился в Таллиннской русской городской гимназии. В 1926 поступил на юрфак Тартуского университета. Диплом по учению Руссо. 1929 вошел в секцию поэтического творчества «Чугунное кольцо»1930 вместе со Стерной Шлифштейн выпустил один номер журнала «Русский магазин». В 30-х интерес к СССР, входил в нелегальный кружок по изучен ю СССР. В 1932 кружок раскрыт политической полицией, Иваск арестован и выыслан в Печоры, где служил в налоговом управлении. Но часто наезжал в Таллинн, стал членом Ревельского цеха поэтов, где выступал с докладами. «Трагедия удачи» сборник стихов «Северный берег» 1938 в 1938 путешествие в Европу, в Париже встречался с Цветаевой, с Ремизовым, Мережковским, Гиппиус, Бердяевым. События 40/41 гг быстро излечили его от советофильства, в 1944 уехал нв Германию, в 1949 в США, 1955 получил в Гарварде степень доктора философии, преподавал русскую лит-ру в Гарвардском, Канзасском, Калифорнийском, Вашингтонском и Вандербильдском (Нэшвилл) университетах. Редактировал журнал «Опыты», выпустил антологию русской лит-ры «На Западе». Умер 13 февраля в Амхёрсте, где был профессором Массачусетского университета и где вышел на пенсию. Во второй эмиграции 5 сборников стихов и посмертно вышла поэма «Играющий человек». ЧУДАКИ Чудаки 20-30 годов, - теперь их, как-будто, куда меньше. В Ревельском предместье Коппеле мы переселились в большой дом: сад спускается к самому морю… … оттуда (из Праги) приезжал Герман Хохлов, учившийся в ревельской русской гимназии, но не в нашей казенной, а в другой, частной. Волосы торчком, скуластое лицо, тускловатые глаза, а голос – флейта. Как он читал Пастернака, как стонали-пели открытые «а» в этом стихе: О ангел залгавшийся, сразу бы, сразу б… … Но Герман восхищал, поэтому восхищало его «пастерначанье». Сколько мы выпили с ним пива в ревельских трактирах, которые мы называли по Достоевскому – распивочными. Но никаких разговоров «русских мальчиков» он не признавал: говорил только о своих любовях, вздыхал волшебной флейтой: О ангел залгавшийся… … итак мы жили в белом доме у самого моря – и сколько в нем жило чудаков, но стихов они не читали! Покинутая полоумная жена, жившая на алименты, при встречах отвертывалась, давясь со смеху. Кто- то ее спросил «Откуда вы?» Она, прикрыв рот ладонью, простонала: «Стыдно сознаться… из Острова». Отставной чиновник, церковный староста, любивший великолепно возмущаться. Ему напомнили, что его черед мести лестницу и он с наслаждением прогрохотал риторический вопрос: «Разве к нам августейшие персоны ходят?». Ершов, другой чиновник в отставке, прежде заведовал железнодорожной статистикой, выдумал какую-то замысловатую систему подсчетов. Жил с ним таинственный англичанин, загоревший до жуткой лиловизны: он с утра поджаривал себя на приморском солнцепеке. Оба ни с кем не знакомились. Ершов трамвая не признавал, ходил в Ревель пешком. Как-то я повстречал его около немецкого кладбища, и он неожиданно разговорился: - Веду гигиенический образ жизни. Утром обливаюсь холодной водой, а вечером парюсь в чане, накаляемом примусом. Никаких газет! Предпочитаю решать логарифмы… А на лужайке… под сенью могущественного дуба паслась коза Дуся… Дусины хозяева, немцы средних лет, Шмидты, живут в одной комнате, похожей на мастерскую – верстак, стамески, молотки, гвозди и сложные запахи Ноева ковчега. С ними обитали подобранные или оставленные звери: хромая собака, кривая кошка, нелетающий голубь, неговорящий попугай и там же новчевала Дуся. Шмидт, нищий, но неунывающий изобретатель, занимался усовершенствованием какой-то диковинной машины…. Шмидт, миловидный брюнет, ходил в поторепанном рабочем комбинезоне, но всегда до блеска выбрит, значительно покашливает, весело подмигивает: «Аlles in Ordnung!». Мое бормотание стихов, жеманные признания «островитянки», риторические вопросы церковного старосты, солнцепоклонничество лилового англичанина, логарифмы и припарки Ершова, perpetuum mobile Шмидта – это все явления одного порядка, одинокие игры, блаженное чудачество… |
Меню сайта
|